Это сейчас клинический ординатор второго года обучения Кыргызской государственной медакадемии имени И.К.Ахунбаева, 26-летний инфекционист Баяман Жумабаев находится на карантине у себя дома в Ноокатском районе Ошской области. Но прежде чем самому уйти на обсервацию 18 апреля, а затем на карантин, он две недели работал в той самой обсервации, куда 13 марта разместили 134 паломников, вернувшихся с умры (малого хаджа). Он был в числе тех медиков, кто встретил первую волну прибывших из-за границы, у которых позже стали выявлять COVID-19.
Баяман Жумабаев родом из Ноокатского района. Окончил школу на кыргызском языке, приехал в Бишкек и поступил на бюджетное отделение лечфака КГМА. Все годы учился на русском языке. Так что много и упорно работать ему не привыкать.
В начале 2019 года Баяман по семейным обстоятельствам взял в КГМА направление, чтобы пройти ординатуру в Центре семейной медицины «Барын» в Ноокате. Первый год он работал как врач общей практики. Сложностей в работе было немного, говорит он. С сентября 2019-го он приступил к обязанностям врача-инфекциониста. Взял одну ставку, работал с 8:00 до 16:00. Параллельно с этим тихо и счастливо складывалась личная жизнь молодого врача – Баяман женился, у него родилась дочка.
— Многое изменилось после Нового года, когда с каждым днем становилось тревожнее из-за новостей о новом коронавирусе, эпидемия которого охватила сначала Ухань, а потом и другие города Китая. Видя там рост количества заражений, как инфекционист я понимал, что COVID-19 может коснуться и Кыргызстана, ведь наши страны – соседи, — говорит Баяман.
Он вспоминает, что 13 марта в Ноокат прибыли 134 паломника, вернувшиеся с умры из города Джидда Саудовской Аравии. Эту многочисленную группу поместили в обсервацию, которую организовали в общежитии школы-интерната имени Токтогула в селе Жаны-Ноокат.
— 20 марта я заступил на свою первую смену в данной обсервации. Нас было четверо врачей — хирург, лор, терапевт, инфекционист и 4 медсестры. Вместе проработали 14 дней. Санитарки приходили и уходили на работу. В обсервации такое допустимо. Не знаю, почему, но биоматериал на анализы у паломников взяли не сразу при поступлении, а спустя несколько дней, только 24 марта. Причем результаты так и не пришли. А примерно 31 марта или 1 апреля им сделали экспресс-тесты по крови, у многих результаты вышли положительными. Но, как говорят специалисты, у этих тестов достоверность 70 процентов. Из 134 человек у трех-четырех были симптомы коронавируса. После подтверждения лабораторно их отправили в инфекционное отделение Ноокатской ТБ, некоторых отправили в отделение терапии. У нас на руках в итоге осталось 125 наблюдаемых. У большинства из них анализы были положительными, — рассказывает Баяман Жумабаев.
— Кто был среди 134 прибывших с умры?
— Это были мужчины, женщины, молодые и более преклонного возраста люди. Самому старшому паломнику, например, было 87 лет, самому младшему – 14 лет. Он 2006 года рождения. Наверное, удивляетесь, узнав возраст младшего? В южном регионе нашей страны есть такая особенность среди верующих, когда они считают, что чем раньше человек побывает в умре, тем лучше для него, тем сильнее его вера в бога.
— Какими вам запомнились пациенты?
— Не выполняющими условия обсервации, карантина и правила внутреннего распорядка. Непослушными и скандальными. При поступлении мы их распределили по 4-5 человек в одной комнате, объяснили, что без особой нужды нельзя выходить в коридор, соседнюю комнату и тем более на улицу. Ничего из этого не выполнялось. Они все время скученно собирались в одних комнатах, шумели, отказывались принимать больничную пищу, выбирались во двор школы-интерната. Здание и обсервацию охраняли около 15 милиционеров, но они не вмешивались в происходящее, никого ни разу не вернули назад, в помещения. Зачем была нужна такая «охрана», я не понял.
Нам, врачам-мужчинам, пациенты не осмеливались много грубить. А вот девушкам-медсестрам от них сильно доставалось: материли на чем стоит свет, проклинали, оскорбляли, обращались с ними как с прислугой, швыряли в них предметами, лекарствами. При этом сами они угрызений совести от того, что в такое неспокойное из-за распространения COVID-19 время съездили в умру в Саудовскую Аравию, они не испытывали. Думаю, с агрессивным поведением кыргызстанцев в обсервациях и изоляторах страны сейчас сталкиваются многие медики. С нежеланием граждан подчиняться законам и правилам надо что-то делать.
Справедливости ради должен сказать, что условия обсервации были плохими. Комнаты очень холодные, постельные принадлежности и одеяла тонкие. Отопления там тоже не было. Так что, отчасти у пациентов был повод из-за чего скандалить. Мы и сами жили с ними в тех же условиях. Причем пользовались с пациентами одним и тем же помещением для приема пищи, туалетом, комнатой для умывания. А в обсервации такое недопустимо – чтобы у медперсонала и пациентов с подозрением на COVID-19 все было общее.
— Вы жаловались на условия?
— Нет. Было много работы, и жаловаться не приходило в голову. Про средства индивидуальной защиты (СИЗ) только говорили несколько раз. Дело в том, что в первом комбинезоне я, например, проходил целых четыре дня. Что категорически недопустимо, ведь их надо менять каждый день. А другие нам почему-то не выдавали. При этом с респираторами и очками у нас было более-менее все нормально. Спустя четыре дня нам подвезли новые СИЗы, и мы, наконец, переоделись. Пища, которую привозили нам и пациентам, тоже оставляла желать лучшего. Очень многое в те дни делалось халатно, в суете. Может, из-за этого один из наших врачей и три медсестры оказались зараженными?
— Как это случилось?
— 3 апреля наша бригада закончила работу, и мы сами отправились на обсервацию в другое место. Ее устроили в медресе, которое относится к айыл окмоту Гулистан в Ноокатском районе, в 4-5 километрах от райцентра. Там условия были получше, чем в предыдущей обсервации, где работали. Первый раз мы сдали на ПЦР-анализы 1 апреля. Результаты, пришедшие 5 апреля, показали у мужчины-хирурга и трех медсестер положительный анализ. Их сразу же перевели в инфекционное отделение Ноокатской территориальной больницы. Я не скажу, что они заразились по собственной вине. Мы все старались максимально выполнять все правила работы.
У остальных трех врачей и медсестры анализы вышли отрицательными. 11 апреля мы все второй раз сдали на ПЦР-анализ, 13 апреля результаты вышли отрицательными. По идее нас из обсервации должны были выпустить 17 апреля на домашний карантин, но почему-то еще продержали. Говорили, что будем в третий раз сдавать на ПЦР, потому что среди нас была терапевт, замдиректора ЦСМ, 1959 года рождения, которая заболела еще 28 марта. Температура, насморк, но это был не коронавирус. Примерно 5 апреля она сильно заболела, ее перевели в ТБ. Третий раз ее ПЦР-анализ 12 апреля вышел положительным. Таким образом, за двухнедельную рабочую смену в обсервации у нас заразились двое врачей и три медсестры. И нас продержали дольше в обсервации.
18 апреля нам разрешили покинуть обсервацию. Сейчас я дома со своей семьей.
— После карантина вернетесь снова в обсервацию?
— Пока не знаю. Все будет зависеть от эпидемиологической ситуации в районе. Если понадобится, конечно, снова буду там работать.
— Вы не боитесь заразиться COVID-19?
— Больше боюсь заразить своих домашних. Сам заразиться не боюсь. Думаю, у меня все-таки здоровый и крепкий организм.
— Чем займетесь первым делом после эпидемии коронавируса?
— Хотел бы съездить с женой и дочкой на джайлоо. С друзьями встретиться.
Беседовала Каныкей МАНАСОВА.
Молодец классташ