В преддверии ожидающегося начала новой выборной компании в парламент активизировались процессы «самоопределения» политиков. Кое–где идут первичные консультации с лидерами партий, а где-то уже определен пул партийных выдвиженцев. Президент заявил, что его личной политической партии на выборах не будет, и этим как бы предопределил ожидающуюся особенность предвыборного расклада.
Многие политики, в принципе, сомневаются, что данный сигнал Президента, по сути означает отказ от присутствия на выборах «партии власти». И вообще, насколько нынче трансформировалось это понятие, что стоит за этим определением в принципе?
Предлагаем читателям неопубликованный ранее материал Айдара Курманова, известного юриста, друга нашей редакции, безвременно ушедшего из жизни 22 октября прошлого года.
Данный феномен сугубо постсоветское явление. Впервые понятие «партия власти» получило широкое распространение в российской политической публицистике 1993-1994 годов. Ныне оно превратилось в журналистский штамп с весьма негативным смыслом, хотя это далеко совсем не так. Создание «партии власти» политологи рассматривают как рациональную политическую стратегию, обусловленную необходимостью воспроизводства и адаптации элит, не имеющих опыта участия в выборах, к новым институциональным условиям. Например, к 100% партийным выборам в Жогорку Кенеш в Кыргызстане.
«Партия власти» — это организация партийного или квазипартийного типа, создаваемая элитой для участия в выборах. В политологии встречаются два основных подхода к определению «партии власти». Этим термином обозначают либо всю политическую элиту в целом, либо подчеркивают партийный, а не только властный, характер подобных образований.
Любая политическая система с сильной президентской властью, в том числе и в Кыргызстане, содержит в себе институциональный стимул к созданию крупной политической партии, способной поддерживать выборного президента как среди электората, так и в парламенте. Конституция наделяет кыргызского президента весьма значительными полномочиями, что неизбежно сказывается на развитии политических партий в стране. Известно, что сильная президентская власть не благоприятствует возникновению устойчивых партийных систем, о чем свидетельствует 15-летний опыт правления первого президента Кыргызстана, который оставил нам в наследство фактически однопартийную политическую систему.
В президентско-парламентских системах, к которой относимся и мы, возникают дополнительные мотивы к выбору стратегии, направленной на формирование пропрезидентского большинства в парламенте. Напомним, что такая система наделяет полномочиями по смещению членов правительства и президента, и парламент. Используя терминологию западных политологов Шугарта и Кэри, можно сказать, что кыргызский политический режим не обеспечивает раздельного выживания властей. Отсутствие эффективного разграничения полномочий президента и Жогорку Кенеша в отношении исполнительной власти способствует нестабильности системы, повышая вероятность частых смен правительства и порождая постоянную угрозу роспуска парламента.
Уменьшить нестабильность президентско-парламентской системы правления позволяет установление президентского контроля над парламентом посредством формирования «партии большинства», под которым мы обозначаем партии или коалиции, полностью поддерживающие проводимый президентом и его правительством курс и располагающие большинством в парламенте. Таким образом, можно утверждать, что создание «партии власти» является продолжением непререкаемой логики происходящих политических процессов.
С точки зрения логики политического процесса стратегия президента, направленная на создание такой партии, вполне оправдана и логична.
Во-первых, она ведет к максимизации его влияния на процесс принятия решений. Наличие «партии большинства» обеспечивает принятие Жогорку Кенешем законов, вносимых президентом и правительством, повышая эффективность законодательного процесса.
Во-вторых, важной составляющей рациональной стратегии правящей группы является обеспечение консолидации власти, а также дисциплинированности парламентского большинства. Это актуально потому, что кыргызский институциональный дизайн не гарантирует достаточной «связанности» ветвей власти и парламентских альянсов. Потенциальный риск выхода какой-либо партии из пропрезидентской коалиции значительно снижает полезность таких коалиций по сравнению с единой «партией большинства». Поэтому президент Бакиев отказался от тактики поддержки нескольких близких ему партий, а взялся за создание своей партии. В любом случае она должна быть достаточно сильна, дабы цементировать собой парламентскую коалицию.
В-третьих, при наличии «партии большинства» президент избавляется от необходимости вмешиваться в законодательный процесс, реализуя свое право издавать указы. Отсутствие поддержки парламентского большинства в ситуации, когда президент имеет право издавать указы, считают политологи, является «наихудшим из возможных вариантов», способным привести к «войне законов».
В-четвертых, снижается неопределенность по поводу политического характера нового Жогорку Кенеша, который будет создаваться вместо прежнего. К этому следует добавить, что формирование «партии власти» не требует увеличения затрат правящей элиты на сохранение своих позиций. Как правительство, так и парламент будет подвергаться меньшему риску быть отправленными в отставку, а президент не несет издержек по формированию нового кабинета. Таким образом, кыргызский институциональный дизайн порождает необходимые стимулы к принятию стратегии, ориентированной на создание «партии большинства» в парламенте.
Очевидно, что единственный способ реализовать данную стратегию – это проведение партийных выборов в парламент. Данная стратегия не имеет краткосрочного характера, а рассчитана на длительную перспективу.
В большинстве стран Восточной Европы «партии власти» отсутствуют. Скорее всего, это связано с особенностями их политической трансформации. В этих странах в результате первых свободных выборов, состоявшихся в 1989-1990 гг., к власти пришли оппозиционные силы, которые в организационном плане представляли собой широкие коалиции разнородных демократически настроенных движений и протопартий, возникших на волне массовой мобилизации недовольства коммунистическим правлением.
Важно отметить, что подобный исход выборов повлек за собой как смену руководства, так и изменение проводимой политики. Следующие выборы, проходившие на фоне массового недовольства первыми плодами реформ, привели к власти «партии-преемницы», которые стали центром притяжения для «незапятнанных» коммунистических лидеров среднего звена. Адаптация этих партий к сложившимся условиям сопровождалась отказом от старой коммунистической идеологии в пользу социал-демократических ценностей. Замена правящих групп имела, скорее, эволюционный и постепенный характер. И выборы стали играть решающую роль в процессе этой трансформации элит и, в частности, смены правящей группы и проводимой политики.
Для сравнения, в бывшем СССР состав властвующей элиты обновился значительно меньше, чем в Восточной Европе. У нас не было такого чередования у власти разных политических сил. Выборы проходили, но они были направлены не на изменение политики, а на сохранение правящей элиты, вышедшей из недр советской и партийной бюрократии среднего звена, которая в новых условиях длительное время считалась «беспартийной». Думается, что такое «внепартийное» и соответственно безответственное состояние кыргызской политической элиты и явилось главной причиной, обусловившей необходимость создания сейчас новой политической организации для участия в выборах.
Единственная и существенная проблема «партии власти» состоит не в размытости идеологической идентичности. Скорее, наоборот. С этим у «партии власти» все достаточно просто и ясно. Ее проблема в другом — в недостаточной харизматичности, публичности ее партийного списка. К чему это может привести свидетельствует неудачный опыт российских партий власти и движений, как «Наш дом – Россия», «Единство», а также кыргызской партии «Алга, Кыргызстан».
Стратегия на создание «партии власти» не только рациональная, но и принципиально реализуемая. Но каковы возможные последствия ее осуществления? Несомненно, важнейшим условием демократизации общества выступает расширение политического участия граждан, а это, в свою очередь, требует развития партий совсем иного типа. Более того, можно утверждать, что «партии власти» серьезно препятствуют становлению массового демократического участия. Однако подобное утверждение имеет смысл лишь в контексте анализа, игнорирующего переходный характер кыргызской государственности.
Низкий уровень смены элиты в ходе политической трансформации привел к появлению ряда феноменов, которые, не являясь демократическими по существу, служат средствами адаптации авторитарных элит к новым институциональным условиям. Наиболее яркий пример такого рода феноменов оживление комплекса явлений, связанных с самыми архаичными и авторитарными элементами общественного и государственного уклада. Не исключено, что преодоление подобных элементов, а также борьба с уличной анархией, наркотрафиком, работорговлей и бандитизмом и др. негативными сторонами жизни, неуклонно ведет демократический Кыргызстан к государственной централизации.
Однако, на наш взгляд, допустим и другой вариант развития событий — постепенное наполнение демократической институциональной формы адекватным ей содержанием. Сходным образом обстоит дело и с «партией власти». Она может остаться прибежищем авторитарных тенденций или исчезнуть за ненадобностью, но возможна и ее эволюция в направлении «нормальной» партии, полностью адаптированной к условиям демократического общества. Такой путь, на наш взгляд, представляется нам более органичным и перспективным.