«Работа на «мозговой центр» – даже не фриланс, в своем кругу мы называем это хобби, неким призванием или миссией. В Казахстане есть независимые эксперты, очень известные, узнаваемые, и которым, благодаря своему имени, удается монетизировать знания, привлекать деньги на свои исследования не только у государства, но у различных частных фондов, филантропов, представителей бизнеса. Однако данная группа специалистов совсем небольшая,» – в продолжении беседы Ia-centr.ru с казахстанским политологом Аскаром Нурша обсуждаем ценность аналитической деятельности в Казахстане и вопрос доступности экспертных оценок для самих казахстанцев.
Редакция Elgezit.kg напоминает, что в ближайшее время также представит читателям аналогичный материал об уровне аналитики и состоянии «мозговых центров» в Кыргызстане.
– От кого зависит создание экспертных площадок в Казахстане, почему качественного аналитического контента, как Вы говорите, не так много?
– Я не стал бы винить государство, думаю, проблема в отсутствии рынка экспертных услуг – он достаточно узкий. Сама экспертная деятельность слабо финансируется, что отталкивает многих экспертов от самой этой формы занятости.
Почему наши «фабрики мысли» не попадают в мировые рейтинги? При составлении рейтингов смотрят на штат, кадровый состав, охватываемые направления, источники и объемы финансирования. По последнему параметру большинство наших «фабрик мысли» очень уступают своим зарубежным аналогам.
Около 70 % специалистов, которые работают в аналитических центрах в Казахстане, в основном зарабатывают на жизнь чем-то другим, не связанным с самой экспертной деятельностью. Например, преподаванием.
Работа на «мозговой центр» – даже не фриланс, в своем кругу мы называем это хобби, неким призванием или миссией.
В Казахстане есть независимые эксперты, очень известные, узнаваемые, и которым, благодаря своему имени, удается монетизировать знания, привлекать деньги на свои исследования не только у государства, но у различных частных фондов, филантропов, представителей бизнеса. Однако данная группа специалистов совсем небольшая.
Таким образом, на рынке think tank-ов доминирует государство – что не хорошо и не плохо, а реальность, к которой мы привыкли. И я «за» то, чтобы существовали сильные государственные фабрики мысли. Однако проблема в другом – на этом фоне не появляются частные «мозговые центры».
Еще один негативный фактор развития казахстанских аналитических центров – крайне скудная издательская деятельность. Если сравнивать с 90-ми и нулевыми годами, то тогда она была на порядок выше.
Даже государственные «фабрики мысли» стали издавать мало продукции. Под продукцией имеются в виду и книги, и публичные аналитические записки, и доклады, научно-экспертные статьи, и комментарии в СМИ.
Сейчас казахстанские государственные аналитические структуры издают в год в 10-20 раз меньше по объему, чем это было ранее. На самом же деле аналитический продукт востребован.
Здесь проблема не в том, что это кому-то не по карману, а в том, что не поставлена такая цель, издательская деятельность не стоит в приоритете. В лучшем случае – в год выйдет одна монография или одна-две аналитических записки. А у зарубежных think tank-ов их лицо – аналитика, которую они производят.
В то же время наша госаналитика работает в закрытом формате, только на заказчика в лице государства, почти не коммуницирует с обществом и не ставит перед собой задачи получить узнаваемость среди населения. Хотя писать для государства и писать для общества, думаю, должно быть если не равноценно, то сопоставимо.
Отсутствие публичности, закрытость ставятся даже наоборот – в некое преимущество. Здесь даже не элитарность, а следование общей линии: государство не любит публичности, и его аналитические центры стремятся к тому же.
Но отсутствие узнаваемости работает «против», потому что в обществе задается закономерный вопрос: на что тратятся бюджетные деньги, стоит ли эта структура тех средств, которые на нее тратятся. Хотя бы с этой точки зрения аналитические центры должны быть публичными.
– А что можно сказать о качестве выдаваемой казахстанскими аналитиками продукции?
– Качество бывает разным. Если государство будет получать продукцию низкой пробы, то через какое-то время будут делаться оргвыводы.
Я был свидетелем, когда со стороны ответственных лиц государства, которые отвечали за мозговые центры, делались комментарии в отношении результатов деятельности – и положительные, и отрицательные. Случалась и обвальная критика с предложением назначить новое руководство.
Так что государство – взыскательный заказчик, который не любит получать низкокачественную продукцию. При этом возникают вопросы по внутренней эффективности, своевременности, востребованности финального производного.
Также есть разные уровни принятия решений, на каждом – определенная степень качества. Например, есть заказчики в департаментах министерств, а есть – сам президент, или лидер нации.
Поверьте, на самых высоких уровнях люди очень информированы и не любят получать «воду», требуют взвешенную оценку. Поэтому госаналитические структуры стараются, чтобы для таких людей писали грамотные, известные эксперты.
– Насколько отличается казахстанский сегмент аналитических центров от такового по странам общего с Казахстаном региона?
– О Туркменистане говорить сложно – это закрытая страна, а в целом у соседей есть свои сильные кадры. Эксперты в регионе тесно общаются, у нас схожие проблемы.
Я бы сказал, что сегодня в Узбекистане со стороны власти внимания к аналитике больше, чем в Казахстане. В РУз государственные экспертные структуры в разы многочисленнее. Так было и при первом президенте Узбекистана, хотя сейчас в чем-то ситуация поменялась, например, центры, которые были связаны с Гульнарой Каримовой, прошли реорганизацию.
В Кыргызстане более выражена текучесть кадров. Тем более, что их мозговые центры, которые работают на государство, испытывают проблемы вымывания кадров. Часто меняются директора, команды, подчиненность тем или иным ведомствам. Но там есть сильные эксперты в неправительственном секторе.
Китай работает совершенно в других масштабах. В стране идет не только количественный, но и качественный рост. Сегодня постсоветское пространство в их сфере интересов. В Китае произошел качественный скачок в развитии экспертных центров, но есть своя специфика – от «Шелкового пути» к проекту «Один пояс один путь». С 2013 г. открылось еще больше экспертных центров, которые работают на пропаганду, изучение регионов. Однако при всем многообразии китайских коллег, кейс Константина Сыроежкина отпугнул наших экспертов от сотрудничества с зарубежными аналитическими структурами.
Отмечу, что на протяжении последних десяти лет предпринималось много усилий создать полноценные диалоговые, экспертные площадки формата «Казахстан-Россия», «Казахстан-Китай», но сегодня старые формы взаимодействия уже работают не так эффективно. Произошла деградация каналов, которые раньше были наработаны.
Среди причин – смена поколений в руководстве аналитических структур, смещение акцента с внешнего на внутреннее поле и кооптация – включение экспертов политологического поля во власть.
Поскольку специалисты ушли в госсектор, то некому стало заниматься вопросами «мозговых центров». Например, кто-то стал помощником президента, кто-то перестал быть директором института.
В сфере аналитики же контакты нарабатываются годами, с неизвестными людьми коллеги из других стран не будут общаться так, как со знакомыми по прежним проектам. Существует некая институциональная память, выражавшаяся в сотрудничестве между структурами Казахстана и других стран. Так, де-факто подписано много документов, меморандумов, но сами контакты, рабочие каналы и связи перестают работать.